|
Часть шестая
Иеромонах Василий
ВОСХОДЯЩАЯ ЗВЕЗДА
Я родился зимою, когда ветер и снег, Когда матери стукнуло сорок...
Так писал о своем рождении юноша Игорь Росляков, которому дано было
стать иеромонахом Василием. Его матери Анне Михайловне было уже сорок
лет, а отцу Ивану Федоровичу сорок три, когда 23 декабря 1960 года,
на день памяти святителя Иоасафа Белгородского, у них родился первенец
- сын Игорь. В церковь семья тогда не ходила, но ребенка крестили
по убеждению: русский человек - значит крещеный.
Рассказывает Анна Михайловна: “Не хотела я детей.
Сперва в бараке щелястом жили. Придешь с фабрики, а я ткачихой работала,
и пока печь затопишь, так продрогнешь, что подумаешь: где тут дитя
заводить? А квартиру получили лишь под старость лет. “Старые мы, -
говорю мужу, - чтобы дитя заводить. Ребенка надо вырастить-выучить,
разве мы доживем?” Где мне было знать, что переживу сына! А муж всей
душою ребенка хотел. И была у них с сыном любовь - не разлей вода.
Молчаливые оба, слова не скажут, но лишь глянут друг на друга и тают.
Вот говорят, что с детьми трудно, а я с сыном не знала забот. Рос
он послушный и самостоятельный. В третьем классе сам записался в секцию
водного поло. И в спорте, и в школе лишь с успехами шел. Только скажет,
бывало: “Мам, я в Болгарию уезжаю”. А еще был в Румынии, Югославии,
Венгрии, Испании, Голландии. Много куда ездил, я всего и не упомнила”.
О покойном Иване Федоровиче Рослякове известно немногое. Родился
он в 1917 году и шестимесячным младенцем был доставлен из рязанских
краев в московский детдом. Был он молчаливым, щепитильно честным и
добрым. “Придешь к ним в гости, - вспоминает крестная о. Василия тетя
Нина, - а Иван готов все на стол выложить и последнюю рубаху с себя
снять”. После детдома Иван Федорович работал на заводе. В Великую
Отечественную войну пять лет служил моряком на Дальнем Востоке, а
потом как “выдвиженец” был направлен на работу в милицию. Оперуполномоченного
Рослякова там хвалили и отмечали в приказах за бесстрашие при задержании
преступников. Но время было такое, что честнейший Иван Федорович оказался
в милиции не ко двору, и его перевели во вневедомственную охрану института
судебной психиатрии им. Сербского. Вот тайное предисловие к будущей
трагедии: Ивана Федоровича направили охранять отделение, куда потом
привезли убийцу его сына. Всегда спокойный, он на этой работе очень
нервничал, а дома говорил: “Притворяются. Пока врача нет - они здоровые.
А врач придет, он таракана поймает и жует, пока врачиху не затошнит”.
Западная пресса создала тогда институту им. Сербского славу застенка
для диссидентов. Но москвичам было известно и другое - высокие покровители
устраивали сюда “по звонку” влиятельных преступников, уходивших потом
от правосудия под прикрытием психиатрического диагноза. Это откровенное
беззаконие было для Ивана Федоровича таким потрясением, что, по убеждению
родных, и послужило причиной его преждевременной смерти. Но прежде
свершилось вот что - Иван Федорович уходил теперь на работу с иконой
Божией Матери, спрятав ее в карман гимнастерки. Будущее еще было сокрыто,
но уже стоял на посту с иконой отец-милиционер. Игорь тяжело пережил
смерть отца, написав позже:
Бог сказал - и услышал я дважды,
Что для каждого суд по делам:
Когда умер отец, и однажды,
Когда к смерти готовился сам.
Из воспоминаний классного руководителя и преподователя литературы
школы №466 г. Москвы Натальи Дмитриевны Симоновой: “Когда
в школу приезжала комиссия с проверкой, учителя старались вызвать
к доске Игоря Рослякова, зная, что в этом случае школа “блеснет”.
Он с отличием шел по всем предметам и был настолько скромным, что
хотелось бы, сказать: вот обыкновенный школьник. Но это не так. Это
был человек одаренный и отмеченный свыше.
Ему рано были знакомы понятия “долг” и “надо”. Уже с 3 класса жизнь
Игоря была расписана по минутам, и собранность у него была необыкновенная.
Уезжая на соревнования, он отсутствовал в школе по 20 дней. Учителя
возмущались: “Опять уехал!” А по возвращении выяснялось, что Игорь
уже прошел самостоятельно учебный материал и готов сдать сочинения
и зачеты. Это впечатляло - особенно одноклассников.
Он очень много читал, и в 17 лет был уже взрослым, думающим человеком.
И одновременно это был живой, элегантный юноша - он прекрасно танцевал,
любил поэзию, музыку, живопись, а в те годы следил еще за модой. Однажды,
вернувшись из-за границы, он пришел в школу в джинсах, а у нас их
еще тогда не носили. Ему сделали замечание, и больше этого не повторялось.
Вот удивительное свойство Игоря - у него никогда не было конфликтов
с людьми, он так просто и искренне смирялся перед каждым, что его
любили все.
Класс был дружный. Многие знали друг друга еще с детского сада и
любили собираться вместе вне школы. Помню, в шестом классе на вечеринке
Игорь по-мальчишески закурил и попробовал вина. Но все это ему так
не понравилось, что было вычеркнуто из жизни уже раз и навсегда. И
когда уже взрослыми одноклассники собирались вместе, все знали - Игорю
нужно, чтоб был чай, а еще он любил сладкое.
Почти все девочки в классе были тайно влюблены в Игоря, а мальчики
тянулись к нему, как к лидеру. Но сам он никогда не хотел первенствовать
и отводил себе самое скромное место.
Он стал нашим духовным лидером, когда ушел в монастырь. Но случилось
это не сразу, и сначала было общее потрясение: “Как - Игорь Росляков
монах? Такой блестящий, одаренный молодой человек! Да он же был восходящей
звездой!” Многие ездили тогда в монастырь, чтобы спасти его.
Помню, как я впервые приехала в Оптину, и мы сидели с ним на лавочке
под липами. Я была без платка, а в сумке гостинец - колбаса. Но я
ехала не к монаху, а к своему ученику, тревожась за его участь и не
подозревая еще, что приехала к своему духовному отцу.
Потом он писал мне, я теперь часто перечитываю его письма, удивляясь
той милости Божией, когда Господь дал мне ученика, ставшего моим учителем
на пути к Богу.
Помню свою первую исповедь у иеромонаха Василия и чувство неловкости,
что я, учительница, должна исповедовать грехи своему ученику. И вдруг
о. Василий так просто сказал об этой неловкости, что я почувствовала
себя маленькой девочкой, стоящей даже не перед аналоем, а перед Отцом
Небесным, которому можно сказать все.
Мученическая кончина отца Василия изменила жизнь не только нашего
класса, но и школы. Многие крестились, стали ходить в церковь, а кто-то
ушел в монастырь. И даже люди, далекие от Бога, но знавшие о. Василия,
не могут не уважать его веры. Такой след он оставил в жизни”.
Из письма преподавателя физкультуры школы № 466 Анатолия
Александровича Литвинова: “Игорь Росляков был самым одаренным
учеником нашей школы и, бесспорно, лучшим спортсменом ее. Конечно,
он был известен как мастер спорта международного класса, капитан сборной
МГУ и член сборной СССР. Но он входил еще в сборную команду школы
и выступал на районных соревнованиях и на первенстве Москвы по легкой
атлетике, лыжному кроссу и волейболу. Игорь был не просто загружен,
а перегружен. И меня очень тронуло, когда он пожертвовал престижными
соревнованиями, чтобы помочь школьным товарищам в финальном матче
по волейболу.
Он был скромным, прилежным тружеником. А еще он был молчалив. Какая-то
скорбь была в его глазах, улыбался он редко. Внешние данные у него
были прекрасные. Это был целеустремленный, талантливый, красивый юноша.
И я удивился, когда он ушел в монастырь. Ведь ему, очень умному и
способному человеку, успешно окончившему факультет журналистики МГУ
и блестяще выступавшему в большом спорте, открывалась такая богатая
перспектива в жизни!
В монастырь я впервые приехал на сороковой день кончины о. Василия.
И Оптина так потрясла меня, что теперь искренне завидую нашей Наталье
Дмитриевне, которая была рядом с о. Василием все эти годы”.
Рассказывает тележурналист, мастер спорта Олег Жолобов, член
сборной команды МГУ по водному поло: “О дарованиях Игоря
Рослякова говорили: “Его Бог поцеловал”. Это был выдающийся спортсмен
нашего века, так и не раскрывшийся, на мой взгляд, в полную меру своих
возможностей. Сначала этому помешало то, что Игорь стал “невыездным”.
Несколько лет подряд он завоевывал звание лучшего игрока года, и при
этом его не выпускали на международные соревнования. Потом началась
перестройка, Игорю стали давать визу, правда, в пределах соцстран.
Он выполнил тогда норматив мастера спорта международного класса, был
на взлете и вдруг ушел в монастырь.
Помню прощальный вечер, когда мы собрались командой, провожая Игоря
в Оптину. Все охали, переживали и, как ни странно, понимали его. Все
мы были еще неверующими, но уважали веру Игоря и знали: он не может
иначе и все. И как когда-то он вел нашу команду в атаку, так, став
о. Василием, он привел нашу команду к Богу, не навязывая своей веры
никому. Он убеждал нас не словами, но всей своей жизнью. И вот отдельные
случаи, запомнившиеся мне.
* * *
Игорь очень строго соблюдал посты и в Великий пост это было видно
по его ребрам. Когда после смерти о. Василия я со всей моей семьей
и еще одним членом команды крестился в Оптиной, то впервые понял,
как непросто выдержать пост, даже если сидишь дома, а жена готовит
вкусные овощи. А каково поститься на выездных турнирах, где спортсменов
кормили в основном мясом? А Игорь Великим постом даже рыбы не ел.
Из-за его постничества в команде было сперва недовольство. Он был
ведущим и самым результативным игроком команды, и мы боялись проиграть,
если он ослабеет постом. Помню, Великим постом сидели мы с ним на
бортике бассейна в Сухуми, и Игорь сказал: “Главное, чтобы были духовные
силы, а физические после придут. Дух дает силы, а не плоть”. На следующий
день у нас был решающий финальный матч с “Балтикой”, очень сильной
командой в те годы. И как же стремительно Игорь шел в атаку, забивая
и забивая голы! Мы победили, и пост был оправдан в наших глазах.
* * *
Носить нательный крест в те года было нельзя. Но Игорь не расставался
с крестом, а на соревнованиях прятал его под спортивную шапочку.
Помню, в Сухуми мы пошли искупаться в море, а тут начальство на пляж
приехало. Увидели, что Игорь ныряет в море с крестом, и в крик: “Позор!
Безобразие! Скажите ему, чтобы немедленно снял крест!” Начальство
уехало, а мы лишь переглянулись и не сказали Игорю ничего. Мы настолько
уважали его, что знали: раз он носит крест - значит, так надо.
* * *
В команде у Игоря было два прозвища: “рослый” - из-за его высокого
роста, и “немой” - настолько он был молчалив. На сборах кто на пляж
пойдет, кто к телевизору сядет, кто в карты ре жется, а Игорь все
над книгой сидит. Читал он очень много, а мы тянулись за ним. Помню,
купил он себе за границей Библию, и мы Библии покупать. А еще помню,
как один человек из команды попросил Игоря написать ему какую-нибудь
молитву. Он написал ему молитву по церковно-славянски, сказав: “Лишь
монахи сохранили язык”.
Слово Игоря было в команде решающим. Соберется, бывало, команда -
говорят, говорят, а Игорь молчит. А зайдет дело в тупик - он скажет
краткое слово, и все знают - решение принято. Помню, когда началась
перестройка и разговоры о демократии, на собрании команды тоже заговорили
про демократию в спорте. Говорили, говорили, а Игорь подвел итог:
“Команда - это монархия. Если не подчинить игру единой воле, то какая
будет игра?” Кстати, он свято чтил память убиенного Государя нашего
Николая II, и нам привил эту любовь.
В Оптиной пустыни о. Василий стал духовным отцом для многих членов
нашей команды. Но еще до монастыря мы обращались к нему со словом:
“батя”. Помню, мы были в Югославии на день Победы. Игр 9 мая у нас
не было, но была с собой бутылка хорошего вина. Помялись мы и пошли
к Игорю: “Батя, как благословишь?” И он благословил устроить праздник.
Поехали мы на природу, накрыли стол и пели песни военных лет. Пел
Игорь прекрасно. А Отечество и память военных лет - это для него было
свято.
* * *
У нас была сильная команда мастеров спорта, лидировавшая в те годы.
И когда мы выматывались на чемпионатах, начальство посылало нас на
месячный отдых к морю. И вот все едут к морю, а Игорь в Псково-Печерский
монастырь, и месяц “вкалывает” там на послушаниях.
Мы любили в те годы собираться командой на домашние праздники. Соберемся
и один вопрос: “А Игорь придет?” Он был душою компании, хотя обычно
сидел и молчал. Давно нет нашей команды, но мы по-прежнему собираемся
вместе. Место сбора теперь - Оптина пустынь. И в дни памяти о. Василия
мы бросаем все дела и едем на могилу нашего “бати”.
* * *
Из воспоминаний врача Ольги Анатольевны Кисельковой:
“В свое время Игорь Росляков был довольно известным человеком в Москве.
Мне столько рассказывали о его дарованиях, что однажды, возвращаясь
из гостей, я спросила знакомых: “Да когда же вы меня познакомите с
вашим знаменитым Игорем?” - “Как? - удивились они. -Ты же весь вечер
сидела рядом с ним”. И тут я вспомнила гиганта в кожаной куртке, молча
сидевшего весь вечер в углу. Говорил Игорь очень мало, но когда бросал
реплику, чувствовалось, что это живой остроумный человек. Помню, мы
вместе разговлялись на Пасху, а Игорь шутил: “Из поста надо выходить
аккуратно. Положите мне, пожалуйста, еще пару котлет”. А в Оптиной
эта гора мышц обтаяла буквально у меня на глазах. Я даже сказала:
“Батюшка, благословите подкормить Игоря, а то он так похудел”. Принесла
ему банку варенья, а он мне икону Державной Божией Матери подарил.
В 1997 году мы гостили у родственников, и сын смотрел по телевизору
матч сборной страны по ватерполо. “Вот, - говорю сыну, - о. Василий
тоже в сборной играл”. Сын мне не поверил: “Ну, как о. Василий мог
протыриться в сборную? Ты хоть знаешь, кого туда берут? Вечно ты,
мам, что-нибудь выдумаешь!” Только я хотела обидеться, как по телевизору
забили гол, а комментатор воскликнул: “Да-а, такую игру мог прежде
показать лишь мастер спорта Игорь Росляков!” Сын был поражен: “Мам,
а ведь правда!” А я удивилась, как быстро “откликнулся” о. Василий
и поддержал мой родительский авторитет”.
Преподаватель МГУ Тамара Владимировна Черменская вспоминает: “На
втором курсе университета Игорь подошел ко мне и сказал:
“Тамара Владимировна, а я женился”. Событие это всегда радостное,
но он был такой невеселый, что меня стали мучить после этого тяжелые
сны. Однажды мы вместе гуляли, и я сказала: “Игорь, мне почему-то
снятся про вас странные сны”. - “Скоро эти сны кончатся”, - ответил
он. Брак был недолгим, всего полгода”.
Автобиография, написанная при поступлении в монастырь:
“Я, Росляков Игорь Иванович, родился 23 декабря 1960 года в г. Москве.
Окончил среднюю школу № 466 Волгоградского района г. Москвы. После
школы один год работал на автомобилъном заводе. В 1980 году поступил
в Московский Государственный университет на факультет журналистики.
В 1985 году закончил МГУ с квалификацией - литературный работник газеты.
В составе университетской ватерпольной команды выступал на всесоюзных
и международных соревнованиях. Выполнил норматив на звание мастера
спорта. Был женат. Брак расторгнут отделом ЗАГСа Волгоградского района
г. Москвы. Детей от брака нет. С 1985 года по 1988 год работал инструктором
спорта в Добровольном спортивном обществе профсоюзов”.
Эту официальную биографию комментирует тележурналист, мастер
спорта Борис Костенко, режиссер фильма “Оптинские новомученики”: “Профессионального
спорта у нас в те годы как бы не было, и мы с Игорем должны были показывать
в автобиографии то, что значилось в трудовой книжке: работу на заводе,
в ДСО и т. п. На самом деле мы были студентами - днем учились, а вечером
зарабатывали себе спортом на жизнь. Отца у Игоря в живых уже не было,
мать была пенсионеркой, и он не мог не работать. Кстати, у Игоря было
два высших дневных образования - институт физкультуры и университет.
Поступал он туда на общих основаниях, хотя мастера спорта, как известно,
поступали иначе. Сначала мы с ним поступили на дневное отделение института
физкультуры, а потом, сдав экстерном за первый курс, Игорь поступил
сразу на второй курс университета. В общем, девять лет были студентами,
и институт физкультуры давался тяжелее факультета журналистики - там
была анатомия, физиология и очень строгая кафедра военного дела, заменившая
в итоге армию. Два диплома достались трудно. Но мы с Игорем рассудили,
что все же нужен запасной диплом тренера, чтобы не лгать ради денег
в газете. Правда, и спорт отвращал. Помню, мы сидели в келье о. Василия,
а я стал вспоминать, сколько жизней сломал большой спорт и через какую
грязь пришлось тут пройти. “Забудь об этом, и не оглядывайся назад”,
- сказал о. Василий”.
Добавим к официальной биографии еще один комментарий, написанный
Игорем в стихах:
Мы все со споров начинали,
С того, что все ниспровергали,
С обид, которых не снести.
А глядь, поближе к тридцати
Стихами перенял молитву...
И с прожитым вступая в битву,
В нем ничего не изменил
И всех за все благодарил.
“И СЕРДЦЕ ВОСКРЕШАЕТСЯ ПСАЛМАМИ”
“Если я в день час-другой не побуду один, то чувствую себя глубоко
несчастным”,- говорил еще в миру Игорь Росляков. В квартире родителей
у него была восьмиметровая комнатка-келья, и об этой комнатке сохранились
стихи:
“Сегодня ты чего-то невеселый”,-
Подметит разговорчивая мать.
И мы, словно соседи-новоселы,
Расходимся по комнатам молчать.
И слышу я, как швейная машинка
Справляется с заплатанным шитьем.
И кто-то, разгулявшись по старинке,
О ночке запевает за окном.
Это Кузьминки - рабочая окраина Москвы, о которой до сих пор говорят:
“Москва деревенская”. Пятиэтажки здесь упираются в Кузьминский лес,
а в сумерках вдруг вздохнет баян, и кто-то запоет: “Ах ты ноченька,
ночка темная. Что ты ноченька разгулялася?” Писать Игорь начал раньше,
чем пришел к Богу, но уже следуя той древнерусской православной традиции,
что отвергала ложь и вымысел как грех. По стихам Игоря можно сверять
даты, а если в стихотворении говорится про “ночку”, значит, “Ноченьку”
в Кузьминках поют. Написано было немало. Но ни поэтом, ни журналистом
он не стал, отвергнув в итоге этот путь. И чтобы понять - почему,
обратимся к поэзии Игоря и к его пониманию места поэта и журналиста
в современном мире. “Ум отверг искренность и превратился в хитрость”,
- писал о культуре XX века известный русский философ Иван Ильин. А
по словам протоиерея Вячеслава Резникова уже с конца XVIII века литература
стремится занять место Церкви, и поэты, журналисты, мыслители берут
на себя роль “пророков” и “мессий”.
Пророки и лжепророки - вот тема, над которой часто размышляет в своих
стихах молодой журналист Игорь Росляков, сделав в итоге обдуманный
выбор. Он наотрез отказался от приглашений на работу в самые престижные
по тем временам газеты, сказав другу: “Я не хочу лгать”. А в небольшой
поэме о современном Фаусте и Мефистофеле он пишет о журналистике еще
более жестко: “Да, новости - творенье черта”.
Фауст в этой поэме - наш современник, многознающий и скорбный ученый,
о котором Мефистофель говорит: “Познать ты бездну захотел и, вглубь
спускаясь непрестанно, отодвигал любой предел”. Зло в современном
мире выступает под личиной мудрости и добра, а Мефистофель в поэме
- проповедник любви:
Мефистофель:
Скажи, чтоб не было раздора,
Гордыню затоптав свою:
Себя презрел. Люблю другого.
Другого, хоть и сатану.
И может счастие пришло бы...
Фауст:
Ты проповедуешь добро
Мефистофель:
Такие времена настали,
Что добрыми и черти стали.
Души ленивой жду согласья,
Умом ты предан мне давно.
У современного Фауста с его уже плененным вражьей силой умом остался
последний рубеж сопротивления - его живое, страдающее человеческое
сердце. И, отвергая предложенное искусителем счастье, он говорит:
“Пусть сердце плачет”. Это, похоже, позиция самого Игоря - пусть сердце
плачет. С его способностями он мог бы создать себе имя в журналистике
и в литературе. Но он трезво понимает свое место в том мире, где,
по словам русского философа XX века Ивана Ильина, искусство давно
уже стало “нервирующим зрелищем”. Чтобы стяжать успех, надо лжепророчествовать,
нервировать, ошеломлять. Все это отвергнуто ради безыскусности сердца,
недоумевающего перед лицом бедствий и вобравшего в себя боль родной
земли:
Этой теме не будет износа.
Горло сдавит к России любовь,
И по венам толкает вопросы,
Словно комья, славянская кровь.
Игорь был вхож в редакции, но стихи по редакциям никогда не носил.
Он писал их, как пишут дневник, не помышляя о публикациях и зная уже:
есть что-то главное в жизни, что он не понял еще. А что можно сказать
людям, не поняв главного? Вот появится духовный опыт, тогда..! А пока
он оспаривает те горделивые законы творчества, когда поэт, как мессия,
диктует миру свою волю - “Вещь избирается поэтом”:
Хотя по совести признаться,
Чтоб научиться избирать,
По жизни надо поскитаться
И много сору перебрать
Бывало, чуть найдет волненье,
Спешу, дрожа от нетерпенья,
Приметы неба и земли
Зарифмовать скорей в стихи.
А через день переиначу,
Прибавлю там, тут зачеркну.
Когда же что-нибудь пойму,
Сожгу и даже не заплачу.
Он действительно многое сжег или бросил в виде ненужных уже черновиков.
Шел такой стремительный духовный рост, что он быстро перерос свою
поэзию. И все-таки юношеская тяга к поэзии была не случайной - это
была попытка пробиться к свету, и душа его уже не раз переживала священный
восторг перед величием Божиего мира.
И тогда ничего мне не стоит
Бросить все и уйти в монастырь
И упрятать в келейном покое,
Как в ларце, поднебесную ширь.
Мыслей о монашестве еще не было, но душа уже слышала зов.
* * *
Встреча с Богом была для Игоря таким потрясением, что весь мир стал
явлением Богоприсутствия:
И сердце воскрешается псалмами
И городом владеет царь Давид.
Сразу после обращения он с жаром новоначального создает два больших
цикла стихов на темы Евангелия и Псалтири. Пишет он в эту пору много,
горячечно, чтобы в итоге бросить писать. В Оптину пустынь о. Василий
пришел уже человеком “не пишущим”, и из-за этого был даже конфликт.
Вскоре после открытия монастыря здесь начали выпускать свою газету
“Обитель”. Но если желающих писать было много, то умеющих - мало.
И тут обнаружили, Что о. Василий профессиональный журналист, а стало
быть, должен писать для газеты. Отец Василий отказался, вызвав тем
самым осуждение новоначальных: “Мы пишем, проповедуем, а он? Эгоист!”
А один послушник, оставивший затем монастыри ради творчества в миру,
даже сказал обличающе: “Он же как булавкой пришпилил себя к покаянию
да и распялся на том!” Все так. И чтобы понять позицию о. Василия,
приведем один разговор с ним. Однажды иеромонах П. принес ему кассету
современных духовных песен и спросил после прослушивания:
- Ну как - хорошо?
- Хорошо, - ответил о. Василий. - Только бутылки не хватает. Душевное
это, а не духовное. Вот стихами старца Варсонофия даже отчитывать
можно.
Эти слова о. Василия по сути кратко передают главную мысль из неопубликованного
еще в те годы письма святителя Игнатия Брянчанинова к послушнику Леониду:
“Оду “Бог” слыхивал я, с восторгом читывал один дюжий барин после
обеда, за которым он отлично накушивался и напивался... Верен, превелик
восторг, производимый обилием ростбифа и шампанского, поместившегося
во чреве! Ода написана от движения крови - и мертвые занимаются украшением
своих мертвецов! Не терпит душа моя смрада этих сочинений! По мне
уж лучше почитать, с целью литературной, “Вадима”, “Кавказского пленника”,
“Переход через Рейн”: там светские поэты говорят о своем и в своем
роде прекрасно, удовлетворительно. Благовестие же от Бога да оставят
эти мертвецы! Не знают они - какое преступление: переоблачать духовное,
искажать его, давая ему смысл вещественный!”
От юности о. Василий посвятил себя работе над словом и после встречи
со Словом, рожденным Духом Святым, для него разом померкли все словеса
земного мудрования. Отныне цель жизни была уже иной: “Я от всего отказался
и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа” (Флп. 3, 8.). И на
этом пути исподволь вызревал данный ему Господом дар. Он отверг душевное
ради духовного. Но все же его тянуло писать, и на первых порах в дневнике
изредка появлялись строки:
Что, инок, взялся за стихи?
Или тебе Псалтири мало?
Или Евангельской строки
Для слез горячих не достало?
По словам выдающегося православного богослова XX века Владимира Лосского,
человек рожден быть “поэтом для Бога”. Таким поэтом для Бога был о.
Василий, не подозревавший до поры, что его родной язык церковно-славянский,
а призвание не стих, а стихира. Когда после убийства нашли монашеский
дневник о. Василия и впервые прочли его стихиры, то поразило открытие
- от нас ушел одаренный духовный писатель, так много обещавший в будущем.
Жизнь оборвалась на взлете.
ДНЕВНИК 1988 ГОДА
Дневник о. Василий начал вести еще перед уходом в монастырь, и нам
уже случалось приводить выдержки из него. И все же ради целостного
восприятия текста представляется необходимым дать дневник без купюр.
Вот он.
11 марта 1988 г.
По благословению о. А. (по второму) пытаюсь начать дневник. Вечером
беседа. Все мои слова не по существу. Не могу точно выразить свои
основные духовные проблемы, поэтому беседа течет сама по себе и не
утоляет моей жажды.
12 марта 1988 г.
Утро. Мать нашла мой крещальный крестик. Мне 27 лет. Я надел этот
крестик впервые после крещения, бывшего 27 лет назад. Явный знак Божий.
Во-первых, указующий (может быть, приблизительно) день моего крещения
(мать не помнит) - это радостно.
Во-вторых, напоминающий слова Христовы: “...возьми свой крест и следуй
за мной” - это пока тягостно.
На Всенощном бдении вынос Креста (Крестопоклонная неделя Великого
поста). Воистину крестный день!
13 марта 1988 г. Литургия в церкви Пророка Илии. Тренировка. В гостях
у Левана. 14-19 марта 1988г. г. Тбилиси 5 игр. Пост. Познал опытно
слова Давида: “Колена мои изнемогли от поста и тело мое лишилось тука”.
Господи, спаси и сохрани!
20 марта 1988г. Воскресенье. Литургия. Богоявленский собор.
21 марта 1988 г.
“Не сидел я в собрании смеющихся и не веселился: под тяготеющей на
мне рукою Твоею я сидел одиноко, ибо Ты исполнил меня негодования”.
(Иеремия 15, 17-19)
Не сидел я в кругу захмелевших друзей,
Не читал им Рубцова и Блока.
Опечалился я, и с печалью своей
Я сидел у икон одиноко.
22 марта 1988 г.
Выставка работ К. Васильева. Небольшой зал в здании Речного вокзала.
Вся выставка работ 30. Интересно, талантливо, красиво, т.е. душевно,
а хочется духа! Людям нравится, говорят - возвращение к истокам(!)
Каким? Истоки Руси в христианстве, а не в дремучем лесу. Васильев,
видно, увлекался Вагнером (хоронили под его музыку), есть несколько
работ о Нибелунгах. Поэтому и в картинах о Руси тот же языческий привкус
(глаза). Соколиный взгляд, волчьи глаза. А хочется побольше доброты,
любви, милосердия. Но тут уже Христос: “милости хочу, а не жертвы”.
Я сжег “Иудейские древности”. Они были написаны в марте 86 г., т.е.
ровно 2 года назад.
23 марта 1988 г.
В богослужении задействованы все пять чувств человека. Цель - облаготворить
человека, в пределе - возвысить, выявить Божественную его сущность,
дать ему самому ее ощутить, насладиться ею и побудить стремление к
сохранению и умножению этой духовной красоты, которая, несмотря на
наше духовное упорство, доходящее до полного отрицания существования
этой красоты, все же не оставляет и не покидает нас. После долгих
раздумий над чем-то очень важным для нас и требующим обязательного
разрешения, вдруг рождается примиряющая мысль. Именно рождается: мы
были чреваты этой мыслью, вынашивали ее, испытывали муки и боль и,
наконец, радуемся ее появлению. Радуемся искренне, как дети. Эту радость
мы принимаем порой за истинность, считая, что мы много трудились и
потому достойны ее. Но все подлежит проверке опытом. Мысль может быть
убедительной, изящной, интересной, но не всегда истинной.
О трех видах искусств: литература (слово), музыка (звук), художество
(цвет). Синтез = содержание + форма.
Слово сильнее, чем звук и цвет.
Звук - более тонок, как бы расплывчат, а потому менее конкретен, определен.
Цвет - более определен, оформлен, но менее тонок. И в том, и в другом
как бы существуют начатки слова, потому и звук и цвет словесны и потому
они смогли составить в синтезе слово.
Слово - достояние человека и явление его Божественной сущности. У
животных есть и музыка и художества. Например, пение птиц и изящество
форм и красок у бабочек, отсюда древние культы обожествления животных.
Христианство же по сути словесно, потому и человечно. “Слово было
Бог”. Не звук, не цвет, но Слово!!!
Иначе Евангелисты должны были написать симфонии и картины, чтобы
возвестить о Христе.
Итак, слово - это оформленный, окрашенный звук или наполненный, озвученный
цвет.
Слово - меч, оно имеет в себе направленность, вектор действия, оно
заставляет определиться и потому создает отношения, чувства, т.к.
они существуют только по отношению к чему-то, к кому-то. Звук и цвет
скорее опахало. Они приближают красоту и соединяют душу с нею, но
всю (!) душу, т.е. все, что в ней хорошего и плохого. Здесь синтез,
а в слове анализ.
В звуке и цвете нет критерия истины.
В музыке и живописи это гармония, т.е. осмысленный порядок, словесный
порядок. Здесь есть слово, хотя сокрыто, но есть.
Слово - все осмысливает, оценивает и потому побуждает действовать:
совершенствовать или изменять, а не просто наслаждаться красотою и
гармонией (как в музыке и живописи).
Осмысливаем, значит, сравниваем. С кем? Со Словом Божиим - оно критерий
истинности всего.
2 апреля 1988 г.
Всенощная в Богоявленском соборе. Физическое ощущение присутствия
благодати Божией. “Глас хлада тонка”. Был даже момент благоухания
во время чтения Евангелия. Я ощутил запахи пещер Псково-Печерского
монастыря.
3 апреля 1988 г. Вход Господень в Иерусалим. Литургия в Пушкино.
Проповедь о Евхаристии.
1. Уже 1000 лет Господь отбирает слуг себе для града небесного, Нового
Иерусалима, из народа русского - по толкованию святых Отцов.
2. Беды земли нашей от непонимания (а потому и умаления) священством
частого евхаристического общения. Отец Иоанн (Крестьянкин), епископ
Игнатий Брянчанинов.
3. Евхаристия - причастие.
4. Не созерцательное присутствие в храме, а деятельное.
7 апреля 1988 г. Великий Четверг. Благовещение Пресвятой Богородицы.
Литургия в Пушкино. Чтение 12 Евангелий. С огнем Великого Четверга
ехали к о. А.
Беседа - четыре столпа жизни православного подвижника: вера, любовь,
отдание себя в волю Божию, смирение.
Будущее - в руках Божиих. Прошедшее - в книгах жизни, настоящее в
наших руках, т.е. творить жизнь возможно только стоя во Христе. Чем
глубже познание нами Христа, тем величественней наша духовная свобода,
а потому и ведение судеб Божиих, т.е. судеб мира. Пределы духовной
свободы - это пределы вселенной.
Задача темных сил - формировать природу людских отношений, соц. институтов
лишь для запугивания, порабощения нашего духа, дабы он не вырос в
меру полной свободы, в полную меру возраста Христа. Если такое случается,
бессильны становятся легионы тьмы против одного воина Христова.
Идея романа: искра подвижничества высекается от столкновения воли
Божией и хотения человеческого; советы и оправдания греха; свободы
и рабства миропорядка. 3 плана, 3 круга: вселенский, исторический,
бытийный.
10 апреля 1988 г. Светлое Христово Воскресение. Пасха.
Моя третья Пасха.
Литургия в Пушкино. Отдохнул в алтаре. И в 6 часов еще одна литургия.
Время - мистическая сущность. Спрашиваю себя - был пост или не был?
Служба была или нет? Так придется когда-нибудь спросить и о своей
жизни. Что же реально существует? Душа. Очищенная от греха или еще
замаранная им.
“Ликуй ныне и веселися Сионе...” - именно ликуй(!). Это состояние
духа, потому оно внутреннее, а не внешнее.
“Ибо всякий дом устрояется кем-либо, а устроивший все есть Бог”.
(Евр. 3, 4.)
Рим. 3, 5-8 - Мефистофель
10 июня 1988 г.
“Добродетель мы должны почитать не ради других, но ради ее самой”.
Иоанн Златоуст.
Почему мы должны быть добродетельными? Почему мы должны творить добро?
Отвечают: потому что это радость для людей, потому что “добро побеждает
зло”, а значит, лучше быть на стороне сильного: потому что добро -
это хорошо, а зло - это плохо и т. п.
То есть добродетель утверждается логикой, умонастроением. Это приемлемо
как первая ступень на лестнице восхождения к доброте. Это приемлемо
для младенцев, не имеющих чувства и навыка в различении добра и зла.
Это молоко, а не твердая пища.
Если только на этом будет зиждиться понятие добра, то оно зыбко,
а во многих случаях - мертво. В нем говорит ум, а сердце молчит.
Нужно сердцем ощутить вкус добродетели, ее сладость и истинность.
Тогда доказательство необходимости творить добро будет находиться
в самом добре. Тогда не надо и доказательств. Я делаю добро и через
это делание убеждаюсь, что следую истине. Я творю добро, потому что
это добро. Я люблю добро, и я понимаю, что надо творить добро - не
однозначные выражения.
Итак, почему я должен быть добродетельным? Потому что я люблю добродетель.
14 июня 1988 г.
Смерть страшна, потому что она знает обо мне все, потому что она обладает
мною, распоряжается мною, как госпожа своим рабом. Христианство дает
знание о смерти и о будущей жизни, уничижая этим власть смерти. Да,
и о христианине смерть знает все, но он знает о ней ровно столько,
чтобы не бояться ее.
Христианство превращает смерть из убийцы во врача, из незнакомца
в товарища.
Сколько б ни рассуждали о смерти атеисты и интеллигенты, она для
них остается незнакомкой, явлением, не вписывающимся в круг жизни,
явлением потусторонним, потому что они не имеют знания о смерти. Мы
боимся в темноте хулигана, потому что он не знаком нам, мы не знаем
его намерений, а с близким человеком и в темноте встреча становится
радостной.
15 июня 1988 г.
“Красота спасет мир” - писал Достоевский. Красота - это Бог. Сколько
бы мы ни исследовали нашу жизнь, сколько бы ни расчленяли на составные
части, вроде бы для того, чтобы понять ее механизм, жизнь в своей
целостности будет всегда прекрасной, Божественной и не познаваемой
до конца, как не познаваема красота.
Сколько бы мы ни исследовали состав почвы, находя в ней все новые
и новые металлы и соли, сколько бы мы ни проникали в тайны наследственности,
создавая новые отрасли науки, умножая академии, институты, лаборатории,
все равно цветок, выросший на изученной земле, цветок, взошедший из
хрестоматийного семени, повергнет в изумление своей красотой.
Радость, которую дарует знание, должна дополняться радостью созерцания,
тогда она будет совершенна. “Все знаю, все понимаю и все равно удивляюсь”,
- говорит человек. Изумление перед всем, изумление, несмотря ни на
какие звания, ни на какие беды, - это красота, это спасение миру,
это путь к Богу. А жизнь без изумления пред красотой, а значит, и
без Бога пуста и ничтожна.
С 21 июня по 29 августа 1988 г. Оптина пустынь.
Крапива выше меня ростом растет у стен монастыря.
Отдельные мысли и выписки из книг:
“Горе отнимающим плату у наемника, потому что отнимающий плату то
же, что проливающий кровь”. (Преп. Ефрем Сирии).
“В меру жития бывает восприятие истины”.
(Преп. Исаак Сирии).
Прежде всего: сознание своей немощи, терпение, самоукорение. Это
путь к смирению.
(Преп. Амвросий).
Библия - ключ к истории. Дух истории. Потом археология, геология
и т. п.
“Крепко сказал Господь!” (Один старый иеромонах)
Прочитанные книги:
1. “Жизнеописание старца Амвросия”. Прот. Четверяков.
2. “Жизнеописание о. Амвросия”. Иеромонах Андроник. Материалы к канонизации.
3. “Оптина пустынь и ее время”. Концевич.
4. “Историческое описание Оптиной пустыни”. Архим. Л. Кавелин.
5. “Священная поэзия”. Схиархим. Варсонофий.
6. “Лествица”.
7. “Иеромонах Климент Зедергольм”. К. Леонтьев.
“Мир существует только до момента его окончательного самоопределения
в сторону добра или зла”. Схиархим. Варсонофий.
О коммунизме.
Ересь страшнее безбожия открытого. Безбожник может быстрее обратиться
к познанию истинной веры, чем еретик. Поэтому, может быть, промысл
Божий, чтобы сохранить чистоту православия и оградить его от лукавства
ереси, предал его в руки безбожников откровенных и воинствующих.
Почему нет хорошего образования в семинарии и академии? Бог смиряет:
“Живите пред Богом, а не мудрствуйте!”
1. Это сохраняет (как ни парадоксально) чистоту веры, потому что
богословие без жития по Богу (которого в современных условиях почти
нет) губит.
2. Невозможность приобрести блестящее образование указывает на другой
и единственно верный способ познания Бога - путь деятельной жизни
по заповедям Божиим и святоотеческим преданиям. Тогда сам Бог научает
нас. (Мария Египетская. Житие.)
Темные силы злятся на нас, потому что мы, приближаясь к Богу, осуждаем
их. (Так человек, делающий добро бескорыстно, вызывает гнев и презрение
у подлецов). Мы, немощные, скотские, и то выбираем Бога и стремимся
к Нему, а они, бесплотные, зрящие величие Божие, уклонились от Него.
Наше стремление к Богу для них осуждение, намек на Страшный Суд.
“Я есмь путь, истина и жизнь”.
Все вокруг нас, буквально все без исключения, вся сотворенная жизнь
устроена так, чтобы привести нас к познанию Бога. Куда бы человек
пристально ни взглянул, он изумится, чем бы он увлеченно ни занимался,
он поразится глубиной ремесла. А изумление - начало философии, как
говорили древние. Тут начинается искание, путь, который необходимо
пройти, чтобы обрести истину. А обретая истину, мы обретаем жизнь.
“Я есмь путь, истина и жизнь”. ,
Об Антихристе.
Число 666 дважды встречается в Библии. 1. В Откровении Иоанна Богослова
как указание на Антихриста (13, 18). 2. 2 Паралипоменон (9, 13), “Весу
в золоте, которое приходило к Соломону в один год, было 666 талантов”.
Сегодня золото творит чудеса и знамения. Самые фантастические проекты
могут быть осуществлены, если есть деньги. От их количества зависит
и фантастичность.
Начертание на правой руке или челе - рука, считающая деньги и производящая
коммерческие операции. Чело - бизнесмен. Все занято помыслами о золоте.
Что бы он ни делал, он должен извлечь из этого деньги, иначе нет
удовольствия от жизни. То есть, все помыслы (чело) и все дела (рука)
заняты добычей денег.
(Многие писатели говорили деньгах как о страшилище - Э. Золя, Гете.)
Антихрист - финансовый гений (золото) и религиозный мудрец (Соломон),
знающий и умеющий все, чтобы поразить всех. Еще Н.В. Гоголь писал:
“Все, что нужно для этого мира - это приятность в оборотах и поступках
и бойкость в деловых кругах”. Поэтому Святые Отцы всегда так восставали
против сребролюбия, как идолослужения, и беспочвенного умствования,
как духовной болезни.
Всякое знание имеет сладость и этим привлекает, потому что дает право
власти над чем-то, а значит и гордости.
Христианское познание преподает скорбь. “Во многой мудрости много
печали”. Но печаль есть двух родов, говорит апостол Павел. Печаль
о мире - производит скорбь, а печаль о Боге - дар покаяния.
Откровение (13, 17): “Не смогут покупать и продавать, кроме того,
кто имеет это начертание (т.е. талант бизнесмена) или имя зверя (т.е.
принадлежность к государственной власти) или число имени его (666
- золото, наследство, капитал)”.
Единая денежная единица во всем мире и единая (внешне) религия -
дела Антихриста.
3 сентября 1988 г,
“Единомыслие не всегда бывает хорошо: и разбойники бывают согласны”.
Свт. Иоанн Златоуст.
15 сентября 1988 г.Уехал в Оптину.
14 октября 1988 г. Покров Причащался в монастыре.
17 октября 1988 г Пришел в монастырь. Преподобне наш Амвросие, моли
Бога о мне!
|
|
